Карта сайта " ФизикоТехник "
Воспоминания Выпускника ФизТеха УПИ
ЧОЛАХА Сеифа Османовича


 Чолах Сеиф Османович  Полноэкранный просмотр фотографии

 Чолах Сеиф Османович  Полноэкранный просмотр фотографии


ОПТИКА И ЛЮМИНЕСЦЕНЦИЯ КРИСТАЛЛОВ   LiH

    Научная работа на кафедре экспериментальной физики ( в те годы еще в обиходе оставалось ее название - кафедра № 24 )
у меня началась, как и у всех студентов на 4-м курсе, в дни УИРС в лаборатории, которой руководил Борис Леонидович
Двинянинов
. Лабораторию я не выбирал. Наш куратор группы, а им был заведующий кафедрой Филипп Филиппович Гаврилов,
зачитал список, куда кому следует идти, и я оказался в группе, занимающейся исследованием оптических и люминесцентных
свойств гидрида лития
.

   До встречи с Б.Л. Двиняниновым я ни о какой науке не думал - были обычные студенческие увлечения : обязательная,
и не больше, учеба, волейбол, дальние туристические походы, стройотряды. Б.Л. Двинянинов был личностью неординарной.
К моему появлению в его группе были не только уникальная установка по синтезу кристаллического гидрида лития, в которой
насчитывалось 28 массивных вакуумных крана, неплохие по тому времени образцы советской оптической промышленности -
монохроматоры СФ-4, УМ-2, но и многочисленные оппоненты, не совсем согласные с научными воззрениями мэтра.

   Задачу, которую поставили мне, - синтезировать гидрид лития с возможно большими по размеру кристалликами. Мои отчаянные
попытки в перерывах между волейболом выполнить эту задачу, вращая все 28 кранов, успеха не приносили, - гидрид лития
синтезировался, но размеры кристалликов были микроскопические. В беседах с Б.Л. Двиняниновым выяснилось, что кристаллы
больших размеров в мире все таки существуют - их вырастили в Лос-Аламосской лаборатории в США, и есть даже статьи с
ростовой установки. То ли в то время с английским языком было плохо на кафедре, то ли с конструкторскими новинками,
но повторить американские работы нам не удавалось.

    После летней производственной практики в Алма-Ате в одной из лабораторий Института ядерной физики АН Казахской ССР ее
руководитель неожиданно пригласил меня на следующий год на дипломирование с последующим поступлением в аспирантуру.
Неожиданность заключалась в том, что на практику в Алма-Ату я опоздал на три недели и прибыл из туристического похода
на Саяны к концу сентября. Дело с опозданием могло закончиться для меня печально, и мысленно я готовился к худшему.
Погода, задержавшая нас за перевалом в горах, вряд ли могла послужить оправданием в деканате. На физико-техническом
факультете тогда все было очень по-серьезному
. Но, видно, без несчастий действительно не бывает удач. За оставшуюся
неделю практики мне удалось оживить установку по высокочастотному разряду, над которой аспирант Манон безнадежно бился
уже год, и удачно выступить в финальной игре по волейболу между институтами Казахской АН. Результат был потрясающий -
отличный отзыв за практику и благодарственное письмо, которое следом за нашим возвращением в Свердловск пришло на имя
ректора Ф.П. Заостровского. Продолжить занятия высокочастотным разрядом в Алма-Ате мне больше не удалось. Настойчивые
отеческие увещевания Б.Л. Двинянинова в том, что диссертацию мне надо делать в России, оказались пророческими. Сейчас
многие сокурсники, начинавшие свой трудовой путь в бывших республиках СССР, вернулись в Россию, и многие из них попали
в очень трудную ситуацию неустроенности и разочарования. В этой связи о Борисе Леонидовиче я вспоминаю с благодарностью,
хотя наши научные пути в дальнейшем разошлись.

    Диплом я выполнял тоже на гидридном участке, но в группе тогда аспиранта кафедры Пирогова В.Д. Общим руководителем был,
конечно, Ф.Ф. Гаврилов, который оставался руководителем гидридного направления до конца своих дней. За время дипломирования
маленьких открытий было много. Удалось получить ряд новых люминофоров, состав которых был оформлен в виде авторских
свидетельств удивительно работоспособным Б.В. Шульгиным. В этом отношении его участие в гидридной тематике было незаменимым.
Кроме того, на всех этапах развития гидридной тематики кафедры он постоянно оказывал большую поддержку. Мне иногда казалось,
что со времени своей аспирантуры у него так и осталось душевная привязанность к LiH. Во всяком случае, это единственный человек
негидридчиков, который всегда знает о состоянии дел по гидриду лития. И надо отдать ему должное, он никогда не подавлял
инициативу молодых
. Это тоже редкий дар.

    В поиске выхода из создавшейся ситуации по выращиванию монокристаллов гидрида лития активное участие принимали Пирогов В.Д.,
Шульгин Б.В.
и Пилипенко Г.И. На очередном Прибалтийском семинаре, куда съезжались ученые из многих городов страны, они
договорились с Пановой А.Н. о моем приезде во ВНИИ в г. Харьков, где она заведовала лабораторией синтилляционных материалов.
Через две недели я уже был в Харькове. А.Н. Панова курировала мою " проблему " очень внимательно и предупредительно. Познакомила
с ведущим " ростовиком " Л. М. Сойфером. Попросила его то ли в шутку, то ли всерьез : " Лева, помоги этому молодому человеку
вырастить кристалл LiH, он будет у нас еще три дня ". Кристалл мы действительно вырастили, но только не LiH, a LiF в тигле из
графита. Из установок, на которых выращивали заготовки для линз из фтористого лития для Зеленчукской обсерватории, Лев Моисеевич
порекомендовал взять установку именно тех размеров, на которой мы в дальнейшем долгие годы и выращивали монокристаллы гидрида лития.
Чертежи и температурные градиенты, способ намотки нагревателя - все без утайки предоставили мне гостеприимные хозяева. Со всем этим
богатством и шикарной коробкой фирменного печенья " Мрия " в придачу, которой Александра Николаевна меня напутствовала : " Все у вас
будет хорошо. У вас получится ! ", я вернулся на кафедру.

    Действительно получилось. Ростовую установку мы сделали, и после первой же попытки кристалл LiH был выращен. Кристалл легко
скалывался по плоскостям спайности, а размеры сколов были такими большими, что это вызвало общий восторг. Открылись возможности
по-настоящему исследовать оптические свойства LiH, собственную электронную структуру. Почти сразу же была организована поездка
в г. Тарту Шульгина Б.В., Пирогова В.Д. Прихватили с собой и меня. Командировка эта решила мою судьбу на 30 лет. После встречи
с Чеславом Брониславовичем Лущиком в этот же день К.А. Калдер снял " первый " спектр отражения кристалла LiH, и через день было
отправлено краткое сообщение в журнал " Физика твердого тела ". Спектр был первый во всех отношениях. И в том, что его сняли впервые
в мире, и в том, что он был настолько искажен присутствием на поверхности скола следами гидролиза, что по истечении 20 лет мы только
удивлялись решительности ЧБ, с которой было заявлено научной общественности о новом этапе в исследованиях LiH. Дальнейшие исследования
собственных электронных возбуждений были связаны в основном с Тарту. Были месяцы, когда кристаллы гидрида лития исследовали на всех 5
этажах Института физики АН Эстонской ССР, включая группу теоретиков, настолько кристалл был интересен и необычен.

    Первая моя поездка оказалась определяющей не только для моего научного роста. ЧБ по какой-то системе выставил мне баллы в своей
картотеке ( баллы он выставлял всем своим сотрудникам ) и определил, что я ему подхожу для работы в лаборатории. Особенно высокий
балл стоял в графе " Научный атлетизм " - умение отстаивать свои научные взгляды. Не знаю, что уж умел отстаивать вчерашний выпускник
института, но отношения с ЧБ сложились очень теплые с первого дня и на долгие годы. К нему я мог пойти за советом и помощью в любое
время
.

    Научная деятельность кафедры в то время очень тесно была связана с Тарту. В Тарту в разное время работала большая часть
аспирантов-" гидридчиков ", а в дальнейшем и молодые ученые из группы Б.В. Шульгина. Задача была непростой и для гидрида лития,
но для него существовали хотя бы структурные аналоги - щелочно-галоидные кристаллы, к тому времени уже достаточно изученные.
Для кристаллов, которыми занималась группа Б.В. Шульгина, все было гораздо сложней. Институты физики Эстонии, а затем и Латвии
в течение десятилетия стали местами, где можно было встретить людей с нашей кафедры, а работа по гидриду лития закончилась
только с распадом СССР
. Результаты по LiH были настолько впечатляющими, а исследования проведены таким широким фронтом, что
сам собой встал вопрос о систематизации результатов наших и зарубежных центров. Приступили к написанию монографии. У ЧБ
впоследствии были еще монографии, но над первой монографией он работал с особым воодушевлением. Как всегда, в большом деле
не обошлось без околонаучной политики, но все было преодолено.

    В бесконечных упоительных дискуссиях и написании вариантов прошел незабываемый год. Оглядываясь назад, я начинаю осознавать,
что это были самые плодотворные годы Татьяны Александровны Бетенековой, Владимира Алексеевича Пустоварова, Владимира Михайловича
Жукова, Николая Витальевича Суворова, Николая Александровича Завьялова, Александра Николаевича Полиенко, Михаила Евгеньевича
Табачника
. Все они стали кандидатами наук. О каждом из них можно написать свою историю. Т.А. Бетенекова была следующим успешным
ученым в Тарту. Ее обстоятельные, совместные с Владимиром Георгиевичем Плехановым исследования кристаллов LiH-LiF во многом пролили
свет на процесс автолокализации экситонов в узкощелевых диэлектриках.

    В.А. Пустоваров стал специалистом по низкотемпературным измерениям кристаллов и в жидком гелии, и в высоком вакууме, и со сколом,
и без скола. В.М. Жуков сконструировал и создал установку для выращивания гидрида лития настолько уникальную, что к нам приезжали
за ее чертежами. Установка В.М. Жукова позволила Н.В.Суворову серьезно исследовать процессы роста кристалла LiH.

    Из всех нас на долю Н.А. Завьялова выпала самая сложная задача. Необходимо было понять, как искажают спектры гигроскопического
гидрида лития продукты его коррозии, и предложить технологию получения истинных спектров отражения. Задача настолько серьезная,
что до сих пор нами предпринимаются попытки измерять < последний и самый истинный > спектр отражения. Наиболее достоверным на сегодня,
пожалуй, следует считать спектр, измеренный В.А. Пустоваровым на синхротроне в Гамбурге в июне 1999 г. при сколе в вакууме.

    Самым талантливым из всех нас оказался " полутеоретик-полуэкспериментатор " А.Н. Полиенко. Очень трудолюбивый, с завидной
физико-математической подготовкой он смог предложить целостную картину поведения электронных возбуждений ( свободные электроны и
дырки, экситоны, поляритоны, поляроны ) в гидриде лития
. Он про гидрид лития знал не меньше, чем Чеслав Бронеславович Лущик и
превосходный теоретик Григорий Самуилович Завт - теоретик настолько яркий, что после распада СССР " невыездной Завт " был одним
из первых приглашен на работу в институт Макса Планка. А.Н. Полиенко о гидриде лития рассказывал так увлеченно, что однажды
появившийся в нашей группе Миша Табачник ( его привел в лабораторию Н.А. Завьялов ) заслушался и остался.

    Это был последний " тартуский десант ", добывший знания о поляритонах и их поведении в " узком горле " зонной структуры гидрида
лития. Изменились теперь времена, и в силу разных причин многие " гидридчики " отошли от научных исследований, но то, что сделано
этими людьми, останется в списке выдающихся достижений уральской школы оптиков и спектроскопистов.




     Издательство " DiaKon * ДиаКон" Инициатор проекта       Яремко А.Н.